Monochrome Factor - Широгане/Акира

[Sukura07]

Пишет  mercury-san:

Фанфик без названия
Автор: mercury-san
Бета: нет
Название: нет
Фэндом: Monochrome Factor
Пейринг: Широгане/Акира
Жанр: розовые сопли романс с элементами флаффа пафосная хрень ^_^"
Рейтинг: PG
Размер: драббл (или мини?)
Статус: закончен
Дисклеймер: не корысти ради, но забавы для
От автора: благодарности  Alisanna-san,  Визави и  Тойре.
Саммари:

см. рисунок

см. рисунок

art by nyari

читать

— Ф-фух, вот это ливень! – выдыхаю я, едва мы оказываемся на крыльце дома. Позади осталась плотная стена воды и остро пахнущий воздух, разрываемый грозовыми раскатами. Буря налетела внезапно, когда мы были на полпути от бара Aging до дома, и теперь на нас обоих нет ни единой сухой нитки. С одежды льет ручьем, промокшие волосы повисли сосульками. Мои волосы. Твои – как всегда, очерчены изящными штрихами, даже в таком виде. Черт разберет, почему.
Поворачиваю ключ в замке и шумно врываюсь в распахнутую дверь. Родителей снова нет дома, а значит можно не церемониться. На ходу сбрасываю ботинки, полные воды, и тянусь к выключателю. В коридоре и без того всегда темновато, а теперь окна занавешены ливнем и дневной свет почти не проникает в дом. Щелчок – но лампочка под потолком и не думает загораться. Щелкаю еще пару раз для верности, потом проверяю свет в остальных комнатах. Темно. Не только у нас, но и у соседей – за пеленой дождя не видно ни одного светлого окошка.
— Вот блин, — устало возмущаюсь я, — похоже, авария на подстанции из-за грозы. Это надолго…
Ты лишь пожимаешь плечами, а я взлетаю по лестнице наверх через ступеньку. Хорошо, что у нас газовый водонагреватель: по крайней мере, можно отогреться под горячим душем. Быстро вытаскиваю из шкафа белье и одежду, мчусь в ванную и перед самой дверью натыкаюсь на тебя. О нет, сейчас опять начнется! Придав лицу суровое выражение, я проскальзываю мимо тебя и, обернувшись, заявляю:
— Даже не думай!
Ты не успеваешь ответить, а я захлопываю перед твоим носом дверь ванной комнаты.
Принимать душ в кромешной тьме – удовольствие ниже среднего. Все внимание сосредоточено на том, чтобы не грохнуться, поскользнувшись, на кафельный пол и не смахнуть ненароком какую-нибудь полку с маминой косметикой. Поэтому, быстро ополоснувшись, я растираю тело большим мохнатым полотенцем, на ощупь одеваюсь и покидаю эту импровизированную комнату ужасов.
Ощущать тепло сухой одежды на продрогшем теле необычайно приятно. Я медленно шагаю по коридору, продолжая ерошить волосы полотенцем, и даже насвистываю под нос какую-то мелодию. Но вдруг наступаю босой ногой во что-то омерзительно холодное. На полу лужа воды. На том самом месте, где ты стоял, когда я поспешно закрыл дверь ванной. Отдергиваю ногу и досадливо морщусь, изучая цепочку мокрых следов, ведущих в дальний конец коридора. Туда, где находится моя комната.
Ты стоишь у окна, пытаясь рассмотреть что-то сквозь дождь. С твоей одежды все еще капает. Руки сложены на груди привычным жестом, но в этот раз ты словно бы сильнее сжимаешь пальцами собственные плечи. А блестящая ткань мокрого плаща обтягивает острые локти. Я чувствую болезненный укол совести.
— Твоя очередь в душ, — бросаю я как можно непринужденнее, проходя в комнату. Распахиваю шкаф и широким жестом вываливаю на кровать содержимое одной из полок, — Возьми что-нибудь отсюда, и надень. А то у нас в аптечке лекарства от теневой простуды кончились, — ты обращаешь ко мне лицо, робко улыбаешься немудреной шутке, а я стараюсь подавить смущенное покашливание. – Пойду, заварю пока что чай. У тебя пять минут.
На кухне полумрак. Где-то здесь была свеча в маленьком подсвечнике – мама держит ее под рукой, ведь перебои с электричеством у нас не редкость. Чиркаю спичкой. Оранжевое колеблющееся пламя освещает небольшое пространство вокруг кухонного стола. Еле слышно посвистывает чайник на конфорке газовой плиты. Капли мягко стучат по стеклам окон. В доме тихо и удивительно спокойно. Там, наверху, сейчас приводит себя в порядок моя несносная тень. Странно, но в данный момент я совсем не испытываю раздражения от этого факта. Может быть, я стал терпимее… а может, дело в чем-то другом?.. А шут его знает. Мысленно прикидываю, сколько времени тебе требуется на переодевание: мне бы вовсе не хотелось, войдя в комнату, застать тебя неглиже. Нервно усмехнувшись, отсчитываю минуты, пока заваривается чай. И лишь после этого, прихватив все необходимое, отправляюсь обратно, на верхний этаж.
Уже подходя к двери комнаты, я слышу странные звуки. Ты что, включил радио? Но как, если мы сидим без света? Впрочем, если у тебя обнаружится способность управлять электроприборами силой мысли, я почти не буду удивлен. Общаясь с тобой, устанешь удивляться. Распахиваю дверь и, вопреки собственной теории, в изумлении застываю на пороге. Ты сидишь на краешке кровати, держа на коленях гитару, и вдумчиво вращаешь колки. Время от времени берешь ноту, удовлетворенно киваешь и переходишь к следующей струне. И ноль внимания к моей персоне.
Слегка отойдя от шока, я замечаю, что ты, по крайней мере, одет. Что ж, уже неплохо. М-да, я и не знал, что у меня есть такая красивая одежда. Футболка, серая толстовка и неяркие джинсы смотрятся на тебе идеально. Правда, рукава немного коротковаты – но небрежно засучены до локтей так, что сразу и не заметишь изъяна. С брючинами та же история: ты подвернул их, получив нечто вроде джинсовых капри. Весьма неформальный вид – да еще и с гитарой. Со стороны тебя можно было бы принять за обыкновенного уличного музыканта… если бы не волосы. Необыкновенной длины коса сейчас распущена, и еще влажные серебристые пряди ниспадают вдоль спины, расстелившись по кровати. Ни один человек на свете не обладает подобным богатством. Так, Никайдо, хватит уже стоять столбом и пялиться на этого бессовестного наглеца. Нужно расставить все точки над «ё».
— Широгане! – решительно окликаю я. — Ты где взял гитару?
Ты поднимаешь глаза и расплываешься в такой знакомой невинной улыбке.
— Здесь, в шкафу. Это же твоя собственная гитара, Акира-кун, разве не видишь?
— Вижу, — я хмурюсь, ставя поднос с чайником и свечой на стол. — Значит, ты рылся в моих вещах?
Ты надуваешь губы с притворной обидой:
— Ну почему же рылся? Я просто знал, где она стоит, вот и решил достать. Нам ведь надо будет как-то скоротать вечер. Акира-кун, тебе что, жалко?
Ну что с тебя возьмешь? Устало машу рукой:
— Ладно. А ты что, умеешь ее настраивать?
— Ну… В свое время я получил несколько уроков.
— Хм, ну да. Наверняка королей обучают всяким там изящным искусствам… а впрочем, мне до лампочки. Давай лучше пей чай, пока не остыл.
Я разливаю крепкий черный чай по двум чашкам и усаживаюсь со своей порцией прямо на пол. Ты откладываешь в сторону инструмент и берешь вторую чашку в ладони. Некоторое время царит тишина, нарушаемая лишь удовлетворенными вздохами. Свежезаваренный чай – это именно то, что нужно в темный, дождливый осенний вечер. Хоть человеку, хоть теневому существу. Я прихлебываю горячий напиток и размышляю. Что именно ты подразумевал под словами «скоротать вечер»? Неужели хочешь заставить меня играть? Нет уж, дудки. Я бросил это занятие где-то через год после того, как начал. Просто потому что понял: я достиг вершины для своего любительского уровня. Учиться дальше, заниматься музыкой профессионально – для меня слишком кропотливое и нудное дело. А быть серостью, играть средненько и покорять этим сердца тех, кто и на такое не способен – увольте. С тех пор я изредка достаю гитару из чехла — только для того, чтобы проверить, не растерял ли остатки навыков — и делаю это в покое и полном одиночестве. Ну а теперь, когда ты появился рядом… плакало мое одиночество. Так что из принципа я не стану играть в твоем присутствии. Даже не проси! Я…
— Акира-кун, — внезапно произносишь ты, отставляя чашку и чуть наклоняясь вперед. — Хочешь, я сыграю для тебя?
Вот это номер. Ты приветливо улыбаешься, а я в растерянности хлопаю глазами. С одной стороны – я тебе что, барышня кисейная? Еще не хватало мне серенады петь! А может, ты просто снова решил выставить меня идиотом? Возмущение уже начинает подниматься во мне кипучей волной. Но в то же время я заинтригован: ведь так интересно узнать, что за звуки ты можешь извлечь из струн. Ни в одной из книг, что я читал в детстве, не упоминалось, на каких музыкальных инструментах полагается играть царствующим особам – однако, по моему разумению, это должна быть явно не гитара. Какая-нибудь там лютня, или, на худой конец, клавесин… Впрочем, тот король, что попался мне, и без того загадочен донельзя. Пожалуй, я не могу упустить такой редкий шанс. Решаюсь. И, вызывающе подняв голову, бросаю:
— Валяй. Удиви меня.
Легкая усмешка. Ты склоняешь голову и тянешься за гитарой. Уверенно обхватив левой рукой гриф, располагаешь ее на коленях. И, помедлив немного, берешь первый аккорд.
Кисть правой движется вниз, затем пальцы пробегают по струнам, едва касаясь их. Пауза и резкий акцент на напряженной, надрывной ноте. Стремительный хаммер-он, барре на восьмом ладу. Ты играешь мастерски. Нет, не так. Ты играешь виртуозно! Я с трудом могу уследить за твоими движениями. Длинные пальцы порхают по струнам так изящно и легко, что едва можно представить, насколько сложную мелодию ты исполняешь. Как завороженный, я наблюдаю за твоими руками. Левое запястье выгибается невероятно грациозным жестом, пальцы то замирают в аккордовых положениях – и тогда под бледной кожей выступают жесткие, напряженные сухожилия, — то бегут вдоль грифа, ласково касаясь струн – и кажется, что мягче этих пальцев нет ничего на свете. Это удивительный танец, в котором участвуют только руки, и каждое па длится доли секунды. Это было бы прекрасно само по себе, даже если бы происходило в полной тишине. Но твои прикосновения будят струны, и музыка звучит.
Льется чудесная мелодия, украшенная радужной цепью многогранных звуков, но плавная и лиричная. В ней светлая грусть и отзвук надежды. Ее звуки проникают в самое сердце, словно вода сквозь песок, и выносят на поверхность крупицы странных, потаенных чувств, о наличии которых я и не подозревал. Она заставляет оголенные нервы трепетать в унисон со струнами гитары. Да что же это творится… Внезапно я вспоминаю твои слова, произнесенные лишь пару минут назад. «Я сыграю для тебя»… Кровь приливает к лицу. Для меня. Эта музыка сейчас звучит для меня. Если верить твоим словам. А я должен им верить? Вскидываю голову, чтобы увидеть твое лицо.
В ответ ты поднимаешь глаза, и пронзительный синий взгляд прожигает меня насквозь. Мои смятение и борьба, блаженство и боль перед тобой как на ладони – я знаю это. Ты умеешь читать людей, как открытую книгу. А я открыт перед тобой, как никогда доселе. Если хочешь ранить, унизить, растоптать искренние чувства – сейчас самое время. Я уязвим. Одним небесам известно, как я ненавижу быть уязвимым, но выбора нет. А ты просто глядишь на меня, продолжая перебирать струны, и я не знаю, что тобой движет. В отличие от моей, твоя книга всегда скрыта за гладким серебристо-черным переплетом.
Короткая пауза, и вновь звучит гитара. Но теперь к ней присоединяется голос. Твой бархатный, глубокий тембр переплетается со звоном струн, и я понимаю, что повержен окончательно. Все, что было до этого – лишь бледное вступление по сравнению с песней темного короля. Я растворяюсь в звуках, моя душа витает где-то высоко, а пальцы судоржно сжимают чашку с давно забытым глотком чая. Эта песня на неизвестном мне языке кажется такой знакомой и родной… Она словно исходит не из твоих уст, а из глубины моего сознания, загадочным образом вплетаясь в реальность. Я не понимаю смысла слов, которые ты произносишь, но не могу отделаться от ощущения, что они адресованы мне и только мне. Ты поешь, и в твоих глазах мне чудится нечто большее, чем простое любопытство. В твоих глазах… грусть и искренняя нежность? Нет, черт возьми, этого не может быть! Я убеждаю себя не верить, не поддаваться на провокации коварного интригана. Уж мне ли не знать твою темную сущность, Широгане? Ведь красивый голос ничем не лучше красивого лица. Лишь ловушка, чтобы сбить с толку, поймать в свои сети, вертеть мной, словно безмолвной тряпичной куклой. С чего я вообще взял, что могу довериться тебе именно здесь и сейчас? Неужели, сняв глухие черно-белые одежды, ты сбросил заодно и свою насмешливую маску? Глупо, непростительно глупо и смешно было бы верить в это. Но… я хочу верить. Вопреки голосу разума, мое сердце летит навстречу звукам гитары.
Заканчивается чарующая мелодия, и на секунду в комнате повисает тишина. Ты ловишь мой взгляд, и, улыбнувшись, тихо спрашиваешь:
— Ещё?
Отпираться бесполезно. Я молча киваю, проклиная себя за слабость. В конце концов, эта музыка стоит того, чтобы ею наслаждаться. Даже если придется ради этого рисковать своей гордостью. Ты играешь одну песню за другой, в паузах – лишь тихое требовательное «Еще» и скромная улыбка в ответ. Время течет незаметно. Наверное, если бы весь мир за окнами дома вдруг провалился в тартарары, я не обратил бы на это ни малейшего внимания.
Мое внимание неожиданно привлекает другое. Когда после очередной песни ты переводишь дух и тянешься отвести со лба непослушные пряди, я чую неладное. Вскакиваю со своего места, с трудом разгибая затекшие от долгого сидения ноги, и ковыляю к тебе. Игнорируя встревоженный вопрос: «Что-то не так, Акира-кун?» — перехватываю твою левую руку и бросаю быстрый взгляд на пальцы.
Меня словно окатывают ведром ледяной воды. Обессиленно опускаюсь на кровать рядом с тобой, не выпуская из рук твоей ладони. Так и есть. Кончики бледных пальцев истерты в кровь о струны. Ведь ты не играл на гитаре уже черт знает сколько лет. С непривычки хватит часа, чтобы набить кровавые мозоли, а уж с твоей нежной кожей – и того меньше. Я идиот, я должен был догадаться…
— Какого дьявола? – вырывается у меня. Ожесточение привычно выплескивается в репликах, адресованных тебе. – У тебя что, языка нет? Не мог сказать сразу, что тебе больно играть?
— А, ты об этом… — твой беззаботный тон выбешивает еще больше. Хочется пополнить список телесных повреждений, к примеру, синяком под глазом. – Пустяки, лишь маленькое неудобство. Не стоит беспокоиться, Акира-кун.
Ага, пустяки. Как будто я не знаю, каково это. С такими порезами на пальцах трудно даже пуговицу застегнуть, не говоря уж о том, чтобы прижимать струны к ладовым порожкам. А ты продолжал играть, не выдав себя ни единым жестом, и голос не дрожал во время пения. Такая самоотверженность просто не укладывается в голове. Внезапно до меня доходит, и сердце вторично подпрыгивает, ударяясь о ребра. Ты взял гитару, чтобы спеть для меня. И продолжал играть, потому что я об этом просил. А это значит…
Ох…
Устало опускаю голову на твое плечо. Это выходит так легко и естественно, что я даже не успеваю испугаться своего неожиданного порыва. Ты напряженно замираешь, но вскоре расслабляешься с легким вздохом, позволяя мне рассеянно теребить твою прохладную ладонь.
Дождь за окном давно прекратился, лишь изредка с крыши падают на оконный карниз тяжелые, гулкие капли. Оранжевое пламя свечи, бывшей единственным источником света, начинает моргать. Обернувшись в ее сторону, я вижу завалившийся на бок фитиль, тонущий в лужице расплавленного воска. Огонек на его конце мечется из стороны в сторону, чадит густым дымом, а через секунду комната погружается во мрак. Надо же. На улице, оказывается, уже совсем стемнело.
В комнате так тихо, что, кажется, можно расслышать стук наших сердец.
— Темно… — шепотом констатирую я.
— Да, — отвечаешь ты негромко.
Долгое молчание.
— Тебе точно не больно? – переспрашиваю недоверчиво.
— Я же говорю, пустяки, – упорствуешь ты.
— Да ну? А по виду не скажешь.
— Ничего страшного. Под перчаткой будет не видно.
— Хм!.. — только и могу ответить я. И, помолчав немного, решаю сменить тему.
— Надо спать ложиться. Поздно уже.
— Пожалуй, — соглашаешься ты. И, мягко высвободив свою руку, встаешь. – Что ж, Акира-кун, спокойной ночи. Не буду мешать твоему отходу ко сну.
Медленно отворачиваешься. Собираешься уйти? В другое время я был бы рад такому решению. Но бросить меня сейчас, оставить наедине со всей этой мешаниной чувств и эмоций?.. Дыхание перехватывает, и я сам не узнаю своего хриплого голоса:
— Широгане.
— Да? – серебряная тень замирает в тусклом лунном свете.
— Не уходи.
Пауза. Ты возвращаешься и снова садишься на кровать, вглядываясь в мое лицо. Тихо, почти шепотом переспрашиваешь:
— Акира-кун… ты сказал..
— Останься здесь.
Нелегко было произнести эти простые слова. Но я смог. И теперь ощущаю странную эйфорию, какая бывает только при совершении самых безрассудных поступков. Пускай это окажется непоправимой глупостью, и пускай завтра я пожалею об этом. Неважно. Я просто хочу, чтобы этой ночью ты был со мной.